В.ЧЕРНОВ*

ПЕРЕД БУРЕЙ

Ко дню открытия Учредительного Собрания готовились обе стороны. Ленин, отличный практик-стратег, не смущался тем, что и под ливнем самых соблазнительных декретов страна устояла и ответила ему вотумом недоверия, послав в Учредительное Собрание абсолютное большинство социалистов-революционеров. Из удачного октябрьского опыта он знал, что всего существеннее - иметь большинство в решающий момент на решающем участке войны. И, подтянув для верности в Петроград еще своих надежных латышей, он составлял диспозицию уличного столкновения. Мы знали, что большевики в Питере полные господа положения, но не теряли надежды. На фабриках и заводах шел процесс отрезвления и разочарования в Совнаркоме. Мы могли рассчитывать на многочисленные колонны демонстрантов из всех рабочих районов к Таврическому дворцу для приветствия Учредительно Собрани. Если их пустят, мы будем окружены живой стеной, защищающей от всякой попытки разгона.

День открытия Учредительного Собрания был назначен еще Временным правительством. Вынести всю тяжесть на своих плечах предстояло нашей партии, за которую на выборах высказалось абсолютное большинство народа.

Петербург не с нами. Но с нами большинство страны. За большевиков высказалось не более четверти избирателей - свыше 9 миллионов голосов, тогда как за партию социалистов-революционеров - 21 миллион, т.е. 58%.

И вот 5 января мы идем к Таврическому. Литейный проспект пустынен. Но дворы по обеим сторонам живут своей настороженной жизнью. Площадка перед самым дворцом загромождена легкими орудиями, пулеметами и боеприпасами - для наступательных действий или для выдерживания осады? Свободен один узкий боковой вход: туда впускают по одному после проверки билетов, и некоторым задается вопрос, нет ли с собой оружия...

И последняя весть. В казармах преображенцев и семеновцев настроение мрачное и подавленное. Там ждали прихода броневиков и готовы были вместе с ними пойти к Таврическому Дворцу, рассчитывая, что при таких условиях большевики отступили бы без кровопролития. Броневики не пришли. Настроение упало.

Нам ясно: судьба Учредительного Собрания решена. Мы отрезаны от толщи страны, которая нас послала. Мы - пленники в осажденной крепости.

Да, это была воистину страшная ночь. Эта страшная ночь, я понял тогда, решила судьбу России на долгие, долгие годы. Теперь мне все яснее становится, что эта страшная ночь решила судьбу не только России, но и Европы, и всего мира.

В своей книги "На боевых постах февральской и октябрьской революций" Владимир Бонч-Бруевич описывает, как он обеспечивал власть и порядок в Таврическом дворце с помощью особо подобранной команды с крейсера "Аврора" и двух рот с броненосца "Республика" и как другой его товарищ по оружию, Дыбенко, размещал на ключевые позиции - на углу Литейного проспекта - опять-таки какой-то специальный "отряд тов. Ховрина в 500 человек, с ручательством, что мимо него никакие демонстранты к Таврическому не проникнут", как всем собранным в три часа ночи отдельным начальникам отрядов "вручались в запечатанном конверте специальные задания".

Когда наступил наконец момент открытия Учредительного Собрания, Ленин, по свидетельству верного Бонч-Бруевича, "волновался и был мертвенно бледен, как никогда... сжал судорожно руку и стал обводить пылающими, сделавшимися громадными, глазами всю залу". Вскоре, однако, он оправился и "просто полулежал на ступеньках то со скучающим видом, то весело смеясь".

Наконец все в сборе. Старейший депутат среди нас: старый народоволец С.П. Швецов. Ему и следует открыть заседание.

Внушительная фигура С.П.Швецова подымается на трибуну. И разом, по сигналу, раздается ужасающая какофония. Топанье ногами, стук пюпитров, крики, кошачий концерт. Лево-эсеровский сектор соревнуется с большевиками. Присоединяются хоры. Стучит прикладами о пол стража. Звука колокольчика не слышно. Пользуясь минутным затишьем, Швецов успевает произнести сакраментальную фразу: "Заседание Учредительно Собрани открывается". Новый взрыв оглушительного гама. Швецов покидает трибуну и возвращается к нам. Его место занимает Свердлов, чтобы второй раз открыть собрание именем Совнаркома и ультимативно предложить нам его "платформы". От нас требуется сказать просто: "да" или "нет".

Но ультиматум пока висит в воздухе. Надо организовать президиум. Наше предложение - пока выбрать лишь председателя Учредительного Собрания и секретаря; организацию коллегиального президиума отложить на завтра. Это - предупредительная мера: чтобы своим уходом с заседания большевими и их союзники не <сорвали> президиум. За наше предложение - большинство. Начинаются выборы. Большевики своего кандидата не выставляют. Они будут голосовать за кандидата левых эсеров - Спиридонову. Ту самую Спиридонову, которую они потом арестуют и будут мытарить по тюрьмам и ссылкам, выматывая из нее последние остатки здоровья и жизни, доведя до грани душевной болезни. Они делают теперь ставку на имя, на террористическое прошлое, на мученическую судьбу женщины.

Моя вступительная речь. Надо помнить: одержит верх тот, чьи нервы крепче. И я, не обращая внимания на крикунов, веду свою линию.

"Страна высказалась. Состав Учредительного Собрания - живое свидетельство мощной тяги народов России к социализму. Оно означает - конец неопределенного, колеблющегося периода. Вопрос о земле предрешен: она станет общим достоянием, на равных правах открытым для всех трудящихся и желающих трудиться. Учредительное Собрание - это начало активной внешней политики, направленной к миру - не шкурнически-сепаратному, а всеобщему, демократическому миру без победителей и побежденных. Наша страна стала цитаделью освобождающей революции, и в ней по призыву революционного правительства должен состояться съезд воскресшего Интернационала, который будет съездом умиротворения народов. Советы, как орган общественного контроля, должны быть не соперниками, а союзниками и сотрудниками Учредительного Собрания: всякая иная линия поведения грозит ужасами гражданской войны, разорения и одичания.

Учредительное Собрание должно иметь полноту власти. Но оно не должно узурпировать народную волю. Оно готово все свои основные решения передать на проверочное всеобщее голосование народа, на плебисцит. При таких условиях всякий, кто против него - тот стремиться к захвату власти, к деспотической опеке над народом".

Под перекрестный огонь выкриков, звяканья винтовок и угроз я довожу речь до конца. Теперь черед большевистских ораторов Скворцова и Бухарина. Во время их речей наш сектор - образец сдержанности и самодисциплины. Большевистские ораторы резки, митингово крикливы, вызывающи по тону, подчеркнуто грубы в выражениях - но ледяной сдержанности эсеровского большинства никакая провокация сломать не в силах.

Большевикам отвечает социал-демократ И.Г.Церетели, которого тоже с самого начала пробуют "пугать", наводя на него винтовку. Мне надо заставить крикунов замолчать и слушать. Как это сделать? Призывы к сохранению достоинства Учредительного Собрания вызывают только еще более ожесточенный гул, порою переходящий в неистовый вой. Дыбенко и подобные ему демагоги, совершенно распоясавшись, подают сигналы к новым атакам. Ленин в "правительственной ложе" демонстрирует свое презрение к "учредилке", разлегшись во всю длину и принимая вид уснувшего от скуки человека. Я дохожу до того, что угрожаю "очистить от публики" неистовствующие хоры. Несмотря на нелепость угрозы - ибо стража лишь ждет сигнала, чтобы "очистить" зал от нас, - она на время действует.

Спокойный и достойный тон Церетели довершает остальное. Он может довести свою речь до конца. После него легче сделать то же эсеру Тимофееву, говорящему о мире, и Скобелеву, требующему расследования убийств и наказания виновников кровавой расправы над мирными демонстрантами, шедшими приветствовать Учредительное Собрание. Стоит упомянуть об особенном взрыве криков, когда пробует говорить по-украински и пытается занять квазинейтральную позицию депутат Северцов-Одоевский. Большевики в Учредительном Собрании не желают слышать иной речи, кроме русской. Я вынужден самым категорическим образом заявить, что в новой России не может быть народа, лишенного права говорить о своих нуждах, где ему угодно, на своем родном языке.

Большевики демонстративно уходят, чтобы потом снова нарушить ход наших занятий оглашением декларации. Они объявляют нас контрреволюционерами.

Левые эсеры в тяжелом положении. Мы еще не успели высказаться ни по одному вопросу. Левоэсеровские мужики бунтуют: им приказано от Учредительного Собрания получить трудовое мужицкое право на землю, всю землю. Вот почему левоэсеровские мужики бунтовали. В их рядах дезорганизация, пререкания. Один левый эсер вдруг выхватывает револьвер и угрожает другому. Сотоварищи едва успевают его обезоружить и предотвратить трагедию. А в двери со штыками наперевес уже вбегает толпа матросов - они думают, что это сигнал, что "начинается"... Их едва успевают удержать и объяснить недоразумение. Иначе они начали бы "работу" - с левых эсеров...

Я оглядываюсь: бритый матрос, за ним - его товарищи.

"Какого народного комиссара?" - "Распоряжение. Словом, тут оставаться больше нельзя. Караул устал. И сейчас будет потушено электричество".

"Члены Учредительного Собрания тоже устали, но не могут отдыхать, пока не выполнили возложенного на них народом поручения: решить вопрос о мире, земле и государственном устройстве".

Под аккомпанемент продолжительных криков: "Пора кончать! Довольно! Очистить Здание! Сейчас гасим электричество!" - решается судьба остальных пунктов законопроекта о земле, детализирующих применение общих принципов в разных сферах землевладения и землепользования. Их разработка поручена комиссии из представителей всех фракций, на партийной основе.

На случай если погаснет электричество, спешим запастись свечами. Кому-то удается, несмотря на ночь, раздобыть их немного. Еще надо успеть во что бы то ни стало решить вопрос о форме правления: иначе большевики завтра же не постесняются объявить, что "учредиловцы" оставили открытой дверь для возврата монархии. Удается благополучно справиться и с этим вопросом. Провозглашена федеративная связь отдельных народов демократической республики с сохранением за ними их национального суверенитета.

Перед выходом ко мне протискивается какой-то бледный уже немолодой человек. Прерывистым голосом он умоляет меня не вздумать пользоваться моим автомобилем. Там меня поджидает кучка убийц. Он, сообщающий это, сам большевик, член партии. Но его совесть не мирится с этим...

Я с несколькими окружившими меня товарищами выхожу из двери. В сторонке, где ожидает мой автомобиль, толпятся неподалеку от него люди в матросской форме. Наше пешее передвижение надежнее автомобильного, и мы направляемся в другую сторону, мимо. Когда я пришел домой, это был сюрприз. Город уже был полон вести, что с Учредительным Собранием кончено, а Чернов и Церетели убиты.

Мегаполис-Континент. 1991. Апрель.

Назад