ЛЕКЦИЯ XI

 

ЭКОНОМИКА РОССИИ В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XIX В.

В прежние годы советские историки много спорили о времени возникновения капиталистического уклада в России, периодах его развития, российских особенностях капитализма и т.д., но все схо­дились в том, что капитализм как социально-экономическая фор­мация в России победил во второй половине XIX в., и отмена кре­постного права в 1861 г. определялась как решающий рубеж. Капитализм при этом понимался не столько как общество рыноч­ной конкуренции, свободы рыночных отношений, нового этапа п развитии человеческой личности, сколько как общество жестокой эксплуатации «злыми» капиталистами «несчастных» рабочих, как общество экономического принуждения рабочей силы к труду на благо владельцев капиталов — денег, заводов и прочего, как обще­ство прежде всего ожесточенной классовой борьбы между трудом и капиталом. При этом абсолютизировалось и связывалось почти исключительно с капитализмом строительство заводов и фабрик с машинной техникой. В последние годы делаются попытки объяс­нения российской истории XIX в. с помощью концепций «догоня­ющего развития» и «революции сверху». В первом случае старают­ся выявить особенности развития капитализма в России, которая отстала от Западной Европы из-за татарского ига и в XIX в. совер­шала очередной рывок с помощью перенимания с Запада техниче­ских достижений и социальных отношений, что привело к пере­становке фаз развития, усилению государства и т.д. Во втором случае ставится задача выявить причины попыток верховной вла­сти провести экономическую и политическую модернизацию стра­ны с помощью реформ, показать результаты этих реформ и неиз­бежность перехода к контрреформам, всячески подчеркиваете ;

положительная роль государства в России как двигателя прогресс? Но понимание капитализма, по существу, остается прежним, до­статочно глубокий анализ социально-экономических и политических процессов практически отсутствует. Поэтому в данной главе речь пойдет не столько о концепциях, сколько о том, как шло развитие промышленности и сельского хозяйства в России первой половины XIX в., какие изменения в них происходили, а также как развивались в это время государство и общество.

Сельское хозяйство: старое и новое

Уже в последней трети XVIII в. в России наблюдается заметное оживление предпринимательской деятельности — появляется все больше промышленных заведений, растет число городов и промыс­ловых сел, постоянно увеличивается экспорт хлеба и спрос на него внутри страны. Этому способствовали стабильность государствен­ных налогов, просуществовавшая до конца XVIII в., революция цен и вовлечение России в европейский рынок. Эти процессы продол­жались и в первой половине XIX в. За первые десятилетия XIX в. вывоз хлеба из России вырос в несколько раз и достиг, по различ­ным оценкам, 69—95 млн.. пудов в год. Особенно расширилась хлебная торговля после 1846 г., когда в Англии были отменены по­шлины на ввоз хлеба. По официальным подсчетам, ежегодный сбыт хлеба внутри России в 9 раз превосходил вывоз в зарубежные стра­ны. Сельскохозяйственное производство все крепче связывалось с внутренним и внешним рынком, приобретая все более товарный характер, усиливалась межрегиональная специализация.

В связи с непрерывным ростом населения, торговли и промыш­ленности значительно расширилась посевная площадь во всех гу­берниях европейской России: чтобы получить больше земледель­ческих продуктов, поднималась нетронутая целина, распахивались луга, леса и заросли кустарника. В южноукраинских губерниях и в области войска Донского' пахотные угодья увеличились с конца XVIII в. к середине XIX в. больше чем втрое.

В старых обжитых районах, даже в черноземных местностях, почва истощалась, и поэтому по инициативе наиболее хозяйствен­ных помещиков в 1830—1850 гг. возникло 20 новых земледельчес­ких обществ, которые ставили своей задачей определение мер для подъема сельского хозяйства. Деятельность этих обществ охватила Прибалтику, Украину, Центральный черноземный район, Повол­жье, Закавказье и отчасти нечерноземную полосу. Эти общества изучали местные природные условия, вводили более эффективные способы ведения хозяйства, создавали с этой целью опытные фер мы и хутора, проверяли действие

' Область войска Донского— историческое название территории размещения Донского Казачьего войска. Современные: Ростовская область, часть Волгоград­ской, Луганской, Воронежской областей и Калмыкии.

усовершенствованных машин и орудии. Некоторые сельскохозяйственные общества издавали спе­циальные журналы, в различных земледельческих районах было ус­троено несколько десятков сельскохозяйственных выставок, где представлялись образцы растений, усовершенствованные орудия, наиболее ценные породы лошадей, овец и крупного рогатого скота.

Особое внимание было обращено на замену стародавних, при­митивных орудий более совершенными. Раньше других стали рас­пространяться молотилки и веялки. Затем начали вводить сорти­ровки для отбора зерна, сеялки, равномерно разбрасывавшие семена, и другие орудия. Медленнее, несмотря на острую необхо­димость ускорения уборки урожая находили применение жатвен­ные машины: импортные жатки были дорогими и мало приспособ­ленными к российским условиям земледелия, а создать отечественную дешевую, быстро работающую жатку не удавалось. Вначале сельскохозяйственные машины ввозились из-за границы, позднее стали производиться и в самой России.

С целью повышения доходности имений некоторые помещики стали вводить новые сельскохозяйственные культуры. На Правобе­режной Украине, например, появились обширные плантации сахарной свеклы, на Левобережной Украине — табака, в южных губерниях и в Нижнем Поволжье расширились посевы подсолнеч­ника, почти повсеместно увеличивалась посадка картофеля. В Не­черноземье паровые поля начали занимать посевами трав — клеве­ра, люцерны, тимофеевки. Больше внимания теперь обращалось на необходимость удобрения полей навозом, отбора семян для по­сева, более глубокой вспашки.

Передовую роль в улучшении сельского хозяйства играла При­балтика. В прибалтийских имениях повышение уровня агротехни­ки носило более широкий и всесторонний характер; местами здесь применяли бобовые растения, вводили искусственные удобрения, вели упорную борьбу с сорняками.

Отдельные островки передового сельского хозяйства были рас­сеяны и в других местах европейской части России. Примером предпринимательского помещичьего хозяйства может служить крупное имение А. Реброва в Пятигорском округе Предкавказья. На 599 десятинах плодородной пашни Ребров собирал большой урожай пшеницы, которую сбывал как на местных рынках, так и на Дону и Черноморском побережье. Большие доходы приносили помещику разведение овощей для ближайших городов, сенокосы и особенно виноградники. В имении были также тутовый сад, образ­цовое шелкомотальное производство, 6 водяных мельниц, конный завод на 900 голов, большое стадо крупного рогатого скота и овец, в том числе тонкорунных. В 1842 г. Ребров получил от своего хо­зяйства крупный доход для того времени — около 12 тыс. руб. серебром. Характерно, что самые трудоемкие процессы при обра­ботке садов, виноградников и огородов выполнялись не крепост­ными (у Реброва их было 556 душ обоего пола), а наемными работ­никами.

Развитие производительных сил наблюдалось и в хозяйствах зажиточных крестьян — государственных, удельных и помещичь­их. Большинство участников сельскохозяйственных выставок со­ставляли государственные крестьяне.

Многие крестьяне сами изобретали улучшенные орудия и ма­шины: так, на выставке 1842 г. в селе Великом была выставлена трепальная машина для льна, сделанная крестьянином Х.Алексее­вым, на Лебедянской выставке 1849 г. крестьянин В.Сапрыкин показал изготовленные им модели молотилки, веялки и водяной мельницы, на Вятской выставке 1854 г. демонстрировалась сено­косная машина крестьянина А. Хитрина. Некоторые крестьяне со­здавали опытно-показательные хозяйства. В 1857 г. в Вятской гу­бернии насчитывалось несколько сотен таких доходных предпринимательских усадеб. В 1850-е годы особенно выделялся своими опытами крестьянин Нолинского уезда Вятской губернии Е. Метелев: он следил за текущей агрономической литературой, поддерживал связи с Московским обществом сельского хозяйства и двумя учебными фермами, закупал семена улучшенных сортов и проводил опыты их посевов. У Метелева было большое стадо ско­та. Для повышения плодородия глинистой почвы он использовал навоз. На его усадебном огороде вызревали отличные овощи, а фруктовый сад давал хороший урожай. Нередко хозяйства государ­ственных крестьян по продуктивности превосходили хозяйства соседних помещиков.

Технические нововведения применялись также в хозяйствах удельных крестьян, занимавших среднее положение между поме­щичьими и государственными крестьянами и плативших оброк царской семье. В 40—50-е годы в Симбирском удельном имении широко использовались конный английский плуг, веялки и моло­тилки. В 1844 г. удельный крестьянин вятского имения Сенин изо­брел молотилку, которая по простоте, удобству и дешевизне была признана лучшей в России.

В деревнях всех категорий в 1830—1850 гг. шло расслоение кре­стьян: с одной стороны, выделялись разбогатевшие хозяева, а с Другой — обедневшие земледельцы, которым приходилось ухолить на заработки.

Зажиточные крестьяне не ограничивались отведенными наде­лами, приобретали или брали землю в аренду. На основании Указа 1801 г. не только купцы и мещане, но и государственные крестьяне покупали незаселенные земли, в 1858 г. в государственных дерев­нях 33 губерний России насчитывалось около 270 тыс. таких соб­ственников, которым принадлежало более 1 млн. десятин земли, в основном пашни.

Удельные крестьяне приобретали землю с разрешения своего начальника. В Самарской губернии было немало таких земельных собственников, имевших по 100—200 десятин каждый.

Еще большее распространение получила аренда земли у казен­ного или удельного ведомства, особенно в районах степного За­волжья. Арендаторами были и сельские общества, и отдельные крестьяне. В Сызранском удельном имении в 1840-е годы числи­лось 12 крупных арендаторов, которые снимали 20 тыс. десятин земли на 9 тыс. руб., из них крестьянин А.Рачейский снимал боль­ше 6 тыс. десятин, за которые заплатил 3,5 тыс. руб.

Наряду с лесопромышленниками, подрядчиками и торговцами из среды крепостных крестьян выдвигались сельскохозяйственные предприниматели, сбывавшие на рынок крупные партии зерна, хмеля, льна, овощей, выращенных на собственных или арендован­ных землях. Чтобы вести такое хозяйство, нужно было нанимать рабочую силу: богатые крестьяне и купцы, которые не могли вла­деть крепостными, широко использовали батраков.

В дополнительных рабочих руках нуждались помещики, преиму­щественно на юге и юго-востоке, особенно применявшие более совершенные приемы агротехники и скотоводства, машины. И обедневшие крестьяне уходили из своих деревень на сезонные сельскохозяйственные работы. В небольших городах и селах на Нижней Волге в 30—50-е годы существовали настоящие «биржи труда». По приблизительным данным, в 1850-е годы ежегодно ухо­дили батрачить: 300 тыс. человек на Южную Украину, 150 тыс. — в Заволжье, 120 тыс. — в Прибалтику, 130—150 тыс. человек — в остальные регионы.

Но все эти положительные изменения в сельском хозяйстве России первой половины XIX в. были очень ограниченными. Даже основная масса государственных крестьян, юридически свободных и более независимых, состояла из середняков, которые вели само­стоятельное трудовое хозяйство; крестьян, которые были вынуж­дены сократить свое хозяйство или вовсе его забросить, было немного. По данным псковской подворной переписи, государст­венных крестьян, обрабатывавших исключительно собственную землю, было 56%, а оставивших земледелие — только 6%. Кресть­ян, создававших крепкие хозяйства предпринимательского типа, а их были десятки и даже сотни тысяч, было все же ничтожно мало по сравнению с общей массой. Так, в 1858—1859 гг. ревизских душ (т.е. крестьян мужского пола) в русских губерниях насчитывалось — помещичьих 6 577 159 человек (45,97%), государственных — 6 772 375 (47,34%), удельных - 957 140 (6,69%), а всего -14 306 673 человека.

Число передовых помещиков, переходивших на новую агротех­нику, составляло приблизительно 3-4% общего их числа, процент крестьянских хозяйств такого типа был еще меньше. Развитие производительных сил в сельском хозяйстве происходило не столько в форме радикального обновления агротехники и полеводства, сколь­ко путем расширения посевных площадей и освоения новых мало­заселенных районов, т.е. преобладали экстенсивные формы раз­вития.

Подавляющее большинство помещиков стремились повысить доходность своих имений старыми способами: расширением бар­ской запашки за счет крестьянских наделов, увеличением барщин­ных дней и оброка. Так, в Харьковской и Полтавской губерниях помещики имели больше 68% удобной земли, а в Екатеринослав-ской — больше 80%. В Рязанской и Тамбовской губерниях по срав­нению с 1780 г. барская запашка увеличилась в 1,5—2 раза. Больше всего пострадали крестьяне мелкопоместных имений. Все чаще помещики отбирали у крестьян всю землю и переводили их на месячину. В конце 1850-х годов в Полтавской и Харьковской гу­берниях безземельные крестьяне составляли почти четверть всех крепостных. В мелкопоместных имениях европейской части Рос­сии таких крестьян было около половины, а в Курской губернии все крепостные мелких помещиков жили в барских усадьбах в ка­честве дворовых или батраков.

Крестьянское малоземелье, усиливаемое ростом населения, на­блюдалось во всех губерниях старого заселения: в нечерноземном районе вместо положенных 8 десятин на ревизскую душу приходи­лось от 1,5 до 3 десятин, в черноземных губерниях вместо 5 деся­тин крестьяне имели от 2 до 4 десятин.

Увеличивалась численность крестьян, отбывавших барщину: к началу 1860-х годов в черноземном центре таких крестьян было более 70%, в Поволожье — более 73%, а на Украине — от 97 до 99%. Крестьянам назначались непосильные нормы, закон 1797 г. о трех днях барщины в неделю большей частью не исполнялся.

Повышалась и оброчная повинность. Если в конце XVIII в. средняя сумма оброка составляла 7 руб. 50 коп. с души, то к концу 1850-х годов она поднялась в нечерноземных губерниях до 17-27 руб.

Уменьшение наделов и увеличение повинностей вели к упадку крестьянского хозяйства: по официальным данным, в 6 губерниях Центральночерноземного района на каждую ревизскую душу было собрано в среднем в 1840-х годах по 3,15 четверти, а в 1850-х го­дах — по 2,66 четверти зерновых.

Упадок крестьянского хозяйства в условиях крепостного строя неизбежно приводил к упадку помещичьих имений: крепостные крестьяне обрабатывали барские поля, используя собственные ору­дия и рабочий скот. В 1859 г. числилось заложенными более 7 млн. крестьян (66% всех крепостных) на сумму 425 млн. руб. серебром. В некоторых губерниях, например в Нижегородской и Калужской, под залогом состояло от 78 до 93% всех имений.

Помещики заводили свеклосахарные и винокуренные заводы, суконные и полотняные мануфактуры, но не будучи способными конкурировать с вольнонаемными, они становились все менее до­ходными. Некоторые помещики выдавали крестьянам денежные премии или «нанимали» своих крепостных. Но все эти меры дава­ли незначительный результат.

Положение удельных и государственных крестьян было лучше, но и они страдали от роста податей, многочисленных дополни­тельных повинностей, малоземелья, а переселение на малозаселен­ные земли сопровождалось злоупотреблениями чиновников, воло­китой и страданиями для переселенцев.

В XVIII в. размер подушной подати в течение 70 лет после ее введения не изменялся, но, начиная с 1795 г., только Александр 1 за короткое время —с1810по1818г.—4 раза увеличивал подуш­ный оклад, доведя его с 1 руб. 26 коп. до 3 руб. 30 коп. Выросли и особые оклады.

Не раз уже говорилось, что государственные подати и натураль­ные повинности в течение веков подрывали возможности для кре­стьянского хозяйства не только расширенного, но и простого вос­производства, что в сочетании с природно-климатическими особенностями предопределяло замедленность социально-эконо­мического развития России. Все это справедливо и для XIX в. Более того, даже некоторые крупные чиновники в то время стали это понимать. Так, министр финансов Канкрин в 1826 г. признавал обложение крестьян чрезмерным. Растущим осознанием объектив­ных причин недоимок объясняются и попытка переложения об­рочной подати государственных крестьян с душ на землю, и прове­дение кадастра (для удельных крестьян такое нововведение было проведено более или менее успешно).

Тяжело отразилась на положении крестьян Крымская война. Рекрутские наборы и призывы в ополчение в 1853—1855 гг. изъяли из сельскохозяйственного производства около 1,5 млн. работников. Кроме того, только государственная деревня выделила в эти же годы 15 млн. подвод для перевозок грузов и 18 млн. конных и пеших работников для починки и строительства дорог и дорожных соору­жений.

В помещичьей деревне 34 губерний европейской части России шло сокращение посевов, которое в 1856 г. по сравнению с 1852 г. достигло 35%. Чистые сборы хлеба на душу населения в предвоен­ное десятилетие (1840—1850 гг.) составили в среднем 22—24 пуда, а в 1851—1860 гг. — только 19—21 пуд. Заметен упадок животно­водства: в 1840—1850 гг. на 100 душ населения приходилось 79 го­лов крупного рогатого скота, в 1851—1860 гг. — 67, а поголовье лошадей сократилось на 24%.

Одной из причин отсталости сельского хозяйства было также общинное пользование землей, широко распространенное в губер­ниях европейской части России. Помещики и казна искусственно поддерживали отжившую поземельную общину: время от времени «мир» переделял землю между крестьянами, чтобы сохранить за каждым домохозяином способность отбывать повинности. В усло­виях растущего малоземелья и обеднения деревни такая система была выгодна землевладельцам, государству и бедноте, но невы­годна середнякам и зажиточным крестьянам. Отсутствие уверен­ности, что после передела сохранится тот же надел, стесняло лич­ную предприимчивость, отбивая охоту лучше обрабатывать землю. При общинном землепользовании господствовал принудительный севооборот. С общиной также были связаны круговая порука, за­труднение мобилизации земли в руках наиболее дельных хозяев, сохранение психологии уравниловки и иждивенчества.

Общие сборы зерновых в России к середине XIX в. продолжали расти, в основном за счет расширения посевных площадей в мало­населенных и только осваиваемых районах, но общая отсталость сельского хозяйства, низкая урожайность и производительность труда в крепостных имениях и малоземельных крестьянских хо­зяйствах (в том числе государственных крестьян) требовали боль­шого количества рабочих рук, препятствовали сокращению числа занятых в сельском хозяйстве и переливу рабочей силы в промыш­ленность и торговлю. Все это неизбежно и замедляло общее эконо­мическое развитие России, и угрожало ее доходам от экспорта хле­ба: на европейском рынке хлеба появился опасный конкурент — американский фермер. Если в 1830-е годы объем вывоза русского хлеба в Европу на целых 86% превышал североамериканский, то в 1840-е годы — только на 48%.

А вот какие впечатления вынес личный секретарь великого князя Константина Николаевича А. Головнин, который в 1860 г. ездил по поручению начальника собирать местные сведения по крестьянскому делу: «Более всего поражает в настоящее время в средних и южных губерниях России истощение их и медленность всякого развития народного благосостояния. Доказательством тому служит, что между двумя последними ревизиями население почти не увеличилось, что в городах и селах весьма мало видно новых построек, а часто встречаются каменные дома... которые теперь стоят пустыми и разрушаются. По общему отзыву жителей, в по­следние тридцать лет уменьшилось значительно число скота и даже домашней птицы, и все предметы крайне вздорожали, особенно в последние годы... Все сие становится весьма понятным, естествен­ным, если вспомнить, что в последние 40 лет извлекался из помя­нутых губерний возможно больший доход и брались усиленные рекруты и между тем ничего на эти губернии не издерживалось. Самая плодородная почва истощается при таком хозяйстве»'.

Крестьянский вопрос в дореформенный период

Уже в первой половине XIX в. одним из важнейших вопросов, который обсуждался в высших сферах и для решения которого постоянно предпринимались, хотя и весьма робкие, попытки, был крестьянский вопрос, а конкретнее — проблема крепостного права.

На отношение Александра I к крепостному праву и его полити­ку в крестьянском вопросе повлияли, особенно в первые годы прав­ления, его либеральные взгляды. Но упорное нежелание дворян расставаться с крепостными и неспособность императора перейти от слов к делу привели к тому, что проекты освобождения крестьян не были реализованы. Характерно в этом отношении обсуждение в Негласном комитете проектов Мордвинова и Зубова. Ни один из них не был принят. Правда, идея Мордвинова о разрешении вла­деть незаселенными землями лицам недворянского звания была принята и реализована Александром I, и это была одна из самых значительных его акций. Расчет заключался в том, что на таких землях будут развиваться хозяйства с наемным трудом, которые будут создавать конкуренцию крепостным хозяйствам помещиков и вынуждать последних отказываться от крепостного права.

' История Отечества: люди, идеи, решения. Очерки истории России IX — на­чала XX вв. М„ 1991.С. 297.

Члены Комитета полагали, что со временем они придут к упразднению крепостного права. Предполагалось, что путь этот будет медленным и постепенным, однако даже его направление ос­тавалось неясным.

Важнейшим законом, направленным на ликвидацию крепост­ного права, был Указ от 20 февраля 1803 г. о свободных хлебопашцах. Этот указ разрешал помещикам отпускать своих крестьян на волю в одиночку или целыми селениями, но только с землей. При этом помещик и крестьяне заключали между собой договор об ус­ловиях освобождения, который утверждался императором и приобретал силу крепостного акта. Крестьяне, освобожденные таким путем, получали название «свободные хлебопашцы», и их землями казна уже не могла распоряжаться в отличие от земель казенных крестьян.

Всего в период царствования Александра I по Указу о свобод­ных хлебопашцах было заключено 160 сделок при общем числе освобожденных в 47 153 души мужского пола (учитывая, что коли­чество крепостных крестьян составляло несколько миллионов, эта цифра является ничтожно малой). В 17 случаях крестьяне осво­бождались безвозмездно (всего 7415 душ, из которых 7000 — в виде исключения без земли по завещанию). В остальных случаях осво­бождение производилось за выкуп, средний размер которого рав­нялся 396 руб. ассигнациями с каждой души.

В 1816—1819 гг. по инициативе самих помещиков были полно­стью освобождены без земли крестьяне в Эстляндии, Курляндии и Лифляндии. Следует отметить, что именно в Прибалтике были наиболее развиты интенсивные методы ведения хозяйства и ры­ночные отношения, что и делало выгодным для помещиков такое освобождение крестьян, получавших возможность более активно использовать труд наемных работников, в которых превращались бывшие крепостные. Конечно, положение крестьян ухудшилось, особенно в первое время, но частная собственность на землю, рыночные отношения создавали условия для более быстрого раз­вития сельского хозяйства и улучшения со временем положения всех крестьян, включая наемных рабочих, о чем свидетельствует опыт развития Прибалтики до 1940 г. и Финляндии, где эти про­цессы не были прерваны и в 1940 г.

В великорусских губерниях помещики не только не пожелали освободить крестьян на таких условиях, но и были сильно напуга­ны действиями правительства, так как им не хотелось лишаться бесплатной рабочей силы — крепостных.

После победы над Наполеоном одновременно с проектами российской Конституции разрабатывались и планы по освобождению крестьян. В 1818 и 1819 гг. было составлено два проекта: один под руководством А. Аракчеева, а другой — под руководством ми­нистра финансов Д. Гурьева. А. Аракчеев предлагал для освобожде­ния крестьян от крепостной зависимости начать широкую покупку помещичьих имений в казну. Даже если бы помещики согласились добровольно продать своих крестьян (принуждение по отношению к ним исключалось категорически), то на осуществление этого понадобилось бы около 200 лет. Правда, надо заметить, что принцип освобождения с землей за выкуп при непосредственном учас­тии государства был использован в 1861 г., но сам выкуп и осво­бождение крестьян были проведены на других основаниях.

Другой проект, под руководством Д. Гурьева, был разработан чиновником М. Балугьянским. Образцом для него явились запад­ноевропейские страны, где крепостное право было, по сути, изжи­то в ходе становления рыночного производства и разнообразных форм собственности. Такое разнообразие форм собственности на землю М. Балугьянский и предлагал ввести в России, и тогда, по мере развития всех этих форм, крестьяне сделались бы свободны­ми без всякого специального законодательного акта. Этот проект обладал одним недостатком, сразу же обрекающим на неудачу, но характерным для российских проектов преобразования России вплоть до настоящего времени, — непониманием того, что нельзя росчерком пера ввести то, что является везде и всегда результатом длительного и трудного развития. Разнообразие форм собственно­сти на Западе было обусловлено высоким уровнем развития произ­водства, причем разные формы собственности и уровень произ­водства развивались одновременно, взаимообусловливая и стимулируя друг друга.

Александр I, давая указания о разработке очередного проекта освобождения крестьян, неизменно требовал положить в его осно­ву принцип: никакого насилия по отношению к помещикам, ника­кого ущерба их интересам. Ни он, ни его сановники никак не могли понять, как указывает С. Мироненко, истинных причин, которые заставляли прибалтийское дворянство добиваться освобождения крепостных крестьян и в то же время толкали российских на пас­сивное, но непоколебимое сопротивление любым освободительным шагам правительства: причин, которые были обусловлены разны­ми уровнями социально-экономического развития великорусских губерний и Прибалтики. В рекомендациях Александра I полностью отсутствует такой важный аргумент в пользу крестьянской рефор­мы, как пагубное воздействие крепостного права на экономичес­кое развитие страны. Предполагавшиеся преобразования характеризовались только как «сообразные духу времени и успехам образованности» и «необходимые для будущего спокойствия самих владельцев крепостных людей». Вспомним, что в первой половине XIX в. только 3—4% российских помещиков вели хозяйство пред­принимательским способом, и тогда станет понятным, что голос императора был гласом вопиющего в пустыне, станут понятны се­кретность работы над проектами и их практически полная бесплод­ность. Да и «дух времени» в России господствовал тогда совсем не тот, на который уповал Александр I.

Много внимания крестьянскому вопросу уделял и Николай I, который, как писал русский историк А. Корнилов, в этом вопросе оказался более прогрессивным и настойчивым, чем во всех осталь­ных своих начинаниях. При Николае I для обсуждения крестьян­ского вопроса было образовано последовательно целых 10 секрет­ных комитетов, и по этому вопросу было сделано, во всяком случае, больше, чем в царствование либерального Александра I. Занимать­ся крестьянскими делами Николая I заставляли не либеральные мечтания, а вполне земные проблемы. Постоянно росла числен­ность крепостных душ — с 1816 по 1835 г. с 9 787 000 до 10 872 000 (и это после освобождения остзейских крестьян), стала проявлять­ся нехватка земли в наиболее заселенных губерниях, увеличива­лось количество дворовых, т.е. безземельных, крестьян, что в соче­тании с упадком помещичьих имений (большие долги, много заложенных и т.д.) создавало сложную социально-экономическую обстановку в стране. В 1840-х годах даже среди помещиков черно­земных губерний появилась уверенность в том, что ликвидация крепостного права при сохранении земли у помещиков будет вы­годнее сохранения крепостнического хозяйства.

Из практических шагов можно назвать запрещение продажи земли без крестьян как меры против обезземеливания последних и сдачи крепостных в горнозаводские рабочие, превращение в об­щие, обязательные для всех нормы частных указов, ограничивав­ших в некоторых случаях власть помещиков над крестьянами.

Наиболее крупным практическим шагом в правление Николая I в отношении крестьян была реорганизация управления государст­венными крестьянами. По предложению генерала П. Киселева в 1837 г. было создано новое ведомство — Министерство государст­венных имуществ, которое стало управлять всеми казенными име­ниями, лесами, горными заводами.

Была выстроена целая чиновничья пирамида для управления государственными крестьянами — кроме самого министерства, в губерниях появились палаты государственных имуществ, а в уез-|дах— окружные управления. Было допущено, впрочем, некоторое | самоуправление казенных крестьян в общинах и волостях, но с правом неограниченного вмешательства окружных начальников в их дела. Предполагалось, что чиновники нового ведомства будут за­ботиться о благоустройстве государственных крестьян, распределять выделяемые крестьянам ссуды, в том числе для переселений. Но в конце концов эта система опеки поставила крестьян в еще худшее положение. Раньше взяточники — становые приставы мог­ли только изредка посещать казенные имения, так как у них было много других обязанностей, а теперь появились специальные чи­новники, которые занимались только крестьянами. В результате возросли поборы с крестьян на содержание разбухшего управлен­ческого аппарата, участились злоупотребления, а суммы, выделяе­мые на улучшение положения государственных крестьян, разворо­вывались и т.д. Доходило до волнений государственных крестьян и требований вернуться к старой системе управления.

В 1842 г. был издан Указ «Об обязанных крестьянах», по кото­рому помещики получили право заключать с крестьянами добро­вольные соглашения о прекращении личной крепостной зависи­мости и о переводе их в разряд обязанных поселян. Земля оставалась у помещика, но передавалась в пользование крестьян, и ее уже нельзя было у них отнять, а крестьяне должны были нести повинности, размер которых оставался неизменным. Вводилось и некоторое сельское самоуправление, которое уже существовало в оброчных деревнях. Так как все отдавалось на волю помещикам, то и результата никакого не было.

Более решительно действовал Николай I в Западном крае, где были помещики-поляки, и в 1847 г. ввел там «инвентарные прави­ла», т.е. регламентировал крестьянские повинности.

Промышленность и торговля в первой половине XIX в.

Интересные и важные изменения происходили в первой поло­вине века в промышленности и торговле. С 1790 по 1825 г. общий оборот внешней торговли вырос более чем в 3 раза, значительно увеличился оборот ярмарок. С 1804 по 1825 г. число рабочих, заня­тых в обрабатывающей промышленности, выросло с 95 тыс. до 210 тыс. Менялись состав владельцев мануфактур и социальная структура промышленных предприятий: появлялось все больше крестьянских заведений, органически вырастающих из сельских промыслов, постоянно росло количество вольнонаемных работни­ков. В 1825 г. передовая хлопчатобумажная промышленность име­ла 95% вольнонаемных рабочих, шелковая — 83%; в четырех ос­новных промышленных губерниях вольнонаемные рабочие составляли от 73 до 87%.

Несмотря на то, что 16 марта 1797 г. появился Указ «О дозволе­нии покупать к заводам и фабрикам крестьян и об отобрании оных в казну в случае уничтожения оных заведений», предприятия с принудительным трудом явно проигрывали вольнонаемным заве­дениям. С 1797 по 1816 г. было зафиксировано лишь 6 случаев покупки крестьян к промышленным предприятиям лицами недво­рянского звания и 6 ноября 1816г. появился Указ «О недозволении покупать крестьян к фабрикам и заводам, Министерству внутрен­них дел подведомственных, ни с землею, ни без земли». Поначалу этот запрет предполагался как временный, но со временем стал окончательным. Посессионные и крепостные мануфактуры в зна­чительной степени существовали за счет льгот и заказов государст­ва. Даже суконные заведения этого типа проигрывали вольнонаем­ным по качеству продукции, цене и быстроте выполнения заказов, и полагающиеся им привилегии, сохранявшиеся под давлением дворян, владевших ими, наносили большой урон казне.

В 1799 г. из 81 747 рабочих, занятых в обрабатывающей промы­шленности, подведомственной Мануфактур-коллегии, 41% состав­ляли приписные и покупные крестьяне. А в середине 1830-х годов имелось 132 посессионных предприятия с 45 212 рабочими, абсо­лютная их численность выросла в 1,32 раза, но удельный вес со­кратился до 14% численности рабочих обрабатывающей промыш­ленности. Но посессионные заводы оставались крупными предприятиями — они составляли 2% общего числа заводов и фа­брик при 14% рабочих. Больше всего посессионных предприятий было в производстве тканей (82%) и в том числе в производстве сукна (приблизительно 41% всех посессионных). Это объясняется большими потребностями государства в сукне для армии и паруси­не для флота. Поэтому эти предприятия имели существенные при­вилегии.

К 1830-м годам относится начало промышленного переворота в России. К началу 1860-х годов были полностью механизированы бумагопрядение и в большой степени ситцепечатание, все больше машины использовались в бумаготкачестве, производстве полот­няных, шерстяных и шелковых тканей. В 1824—1826 гг. в Россию ввозилось в год в среднем 74 тыс. пудов хлопка и 337 тыс. пудов хлопчатобумажной пряжи, которая шла на изготовление материи. А в 1848—1850 гг. ввозилось уже более 1,25 млн. пудов хлопка, а пряжи — всего лишь 281 тыс. пудов. Это свидетельствует о резком росте прядильного производства наряду с ткацким. В 1843 г. было 40 прядильных фабрик с 350 тыс. веретен, а в 1853 г. — около 1 млн. веретен. К середине века начинает сказываться узость внутреннего рынка для российской, механизированной в значительной степени, текстильной промышленности, что было одной из причин уси­ления проникновения России в Среднюю Азию и на Кавказ и при­соединения новых территорий во второй половине XIX в.

Быстро росло также применение машин на писчебумажных и свеклосахарных предприятиях. Металлургические заводы стали заменять отсталое кричное производство пудлингованием и уста­навливать усовершенствованные прокатные станы. Шире стали применяться паровые машины, на уральских горных заводах по­явились первые водяные турбины. К началу 1860-х годов в России было проложено 1626 км железнодорожных путей (Петербург — Царское Село, Петербург — Москва). Движение пассажиров и гру­зов по старым грунтовым дорогам было медленным, неудобным и опасным, кроме того, прерывалось во время весенней и осенней распутицы. Шоссейных дорог к 1840-м годам было всего 780 км. Перевозка по рекам с помощью бурлаков осуществлялась еще медленнее. Но против широкого строительства железных дорог вы­ступали крупные извозопромышленники, боявшиеся потерять большие доходы, царские сановники во главе с достаточно дально­видным и дельным министром финансов Е. Канкриным. Говори­ли, что движение паровозов по обледенелым, занесенным снегом рельсам будет невозможным, что постройка железных дорог грозит неисчислимыми убытками, «порчею нравов» и потрясением суще­ствующего порядка (в последнем, пожалуй, были правы, но суще­ствующий порядок уже неизбежно требовал изменений).

Паровое судоходство к середине XIX в. широко распространя­лось по основным рекам Волжского бассейна. Характерно, что пароходы были частными: государство не оценило вовремя досто­инства и выгоды нового типа судов, и военный флот России оста­вался в основном парусным.

Появились первые машиностроительные заводы, в основном в Петербурге. В 1849 г. для постройки пароходов был создан круп­ный частный завод в Сормово около Нижнего Новгорода.

К 1860 г. в обрабатывающей промышленности вольнонаемные составляли уже 80% общей численности рабочих, горнозаводская промышленность была технически более отсталой, но и здесь к этому времени вольнонаемные составляли 20% рабочих. Крепост­ные свеклосахарные заводы тоже были вынуждены нанимать до­полнительных рабочих. Но вольнонаемные рабочие в это время — в основном те же крепостные крестьяне являлись отходниками. Это приводило к удорожанию рабочей силы (нанимателю такого рабо­чего приходилось оплачивать не только поддержание его жизнен­ных сил, но и оброк помещику, который к тому же в любой момент мог отозвать своего крепостного в имение).

По мере механизации труда среди рабочих росла доля женщин и детей. В середине 1850-х годов на Гусевской бумагопрядильной фабрике из 893 рабочих большинство составляли женщины. В 1849 г. на свеклосахарных заводах около трети рабочих были жен­щины. В 1840-х годах на московских бумагопрядильных и шерсто­прядильных фабриках работало около 3 тыс. детей.

О темпах и характере экономического развития России в пер­вой половине XIX в. говорят следующие данные. Рост выплавки чугуна в расчете на душу населения составлял: в 1830 г. — 3,270 кг., в 1840 г. — 2,887, в 1850 г. — 3,323, в 1860 г. — 4,023 кг и всего за 30 лет увеличился на 0,753 кг. Производство сахара на душу насе­ления составляло: в 1830 г. - 0,009 кг, в 1840 г. - 0,034, в 1850 г. -0,254, в 1860 г. — 0,751 кг и всего увеличилось на 0,742 кг, или более чем в 83 раза. Ввоз хлопка в 1830 г. составлял 0,33 кг на душу населения, в 1840 г. - 0,104, в 1850 г. - 0,287, в 1860 г. - 0,687 кг и всего увеличился на 0,357 кг, или приблизительно в 2 раза. Явно бросается в глаза отставание в темпах роста металлургического производства, которое было в это время сосредоточено на горных заводах Урала, где сдвиги в составе рабочих, в средствах труда и технологии были минимальны. Одновременно бурно развиваются отрасли, где широко применяются вольный труд, машины, среди владельцев которых много недворян, работающих не на казну.

Для того чтобы верно оценить успехи российской промышлен­ности и определить, догоняла ли она западноевропейские страны, необходимо сравнить эти успехи с тем, что происходило в евро­пейских странах.

Во второй половине 1840-х — начале 1850-х годов выплавка чугуна на душу населения составляла (в русских фунтах): в Анг­лии — 21,1, во Франции — 37,5, в Пруссии — 18,3, в Австрии — 13,5, а в России (без Финляндии и Польши) — 8,7. Таким образом, Россия производила чугуна меньше Франции в 4,3 раза, Англии — в 2,7, Пруссии — в 2,1, Австрии — в 1,5 раза.

За 1812—1856 гг. объем промышленного производства в России удвоился, но во Франции за это время число паровых двигателей выросло в 5 раз, обороты банков — в 8, в Англии объем выпуска промышленной продукции — более чем в 30 раз. Удельный вес России в мировом промышленном производстве в 1860 г. равнялся 1,72% и уступал Франции в 7,2 раза, Германии — в 9, Англии — в 18 раз.

Особенно заботилось российское правительство о горнозавод­ской, оружейной, суконной отраслях, чья продукция шла на нуж­ды армии, но именно они оказались наиболее отсталыми к Крым­ской войне. Александр I и Николай I много внимания уделяли

армии, любили парады и разводы, но общая экономическая отста­лость, консерватизм внутренней и внешней политики, боязнь пе­ремен привели к тому, что к настоящей войне Россия оказалась не готова. Армия была вооружена гладкоствольным оружием, значи­тельно уступавшим по дальности и точности стрельбы нарезным английским и французским ружьям и пушкам. Англо-французский военный паровой флот легко справился с российским парусным. Поражение в Крымской войне выявило необходимость ускорен­ной технической модернизации прежде всего в интересах государ­ства. Все российское общество, конечно же, нуждалось в модерни­зации, в развитии промышленности, в переходе сельского хозяйства на интенсивные методы хозяйствования. Но это процес­сы длительные, связанные с перемещением людей из одних сфер занятости в другие, с коренной перестройкой форм собственности, с выработкой новых правил экономического поведения, с измене­ниями в психологии и поведении массы людей и со многими дру­гими процессами. Искусственное подстегивание этих процессов ни к чему хорошему не приводит. Например, одним из главных усло­вий развития промышленности в России, вообще ее модерниза­ции, было расслоение, разложение старого полунатурального кре­стьянского хозяйства, обезземеливание большей части крестьян и превращение их в сельский и промышленный рабочий класс. Как мы видели, этот процесс шел в России и до 1861 г. На самом деле, не только и не столько помещикам, а всей России и в конечном счете в отдаленной перспективе это было на пользу и самим кре­стьянам, которые мучились на своих клочках земли. Но обычно человек не думает о дальних перспективах, о счастье далеких по­томков, он хочет жить нормально здесь и сейчас. Поэтому попытка освобождения крестьян сверху и без земли неизбежно вызвала бы огромные социальные потрясения, а следовательно, была невоз­можна в тот момент. Хозяйств, регулярно использовавших наем­ную рабочую силу, было немного, мгновенно появиться они не могут по объективным экономическим причинам, помещичьи хо­зяйства не способны быстро перестроиться из-за отсутствия капи­талов, и в результате в отношениях землевладельцев и безземель­ных крестьян все осталось бы по-прежнему — барщина в виде отработок за землю, оброк. Свобода есть, а улучшения жизни нет, и отсюда следует взрыв недовольства. Преждевременность, форси­рованное развитие промышленной модернизации России, начавшейся с отмены крепостного права в 1861 г., которая велась в интересах государства, во многом предопределили и характер реформ 1860-х годов, и дальнейшую судьбу России.

Следующая лекция

Словарь

  Оглавление  
Hosted by uCoz