ЛЕКЦИЯ XXII

 


СОВЕТСКИЙ СОЮЗ В 1930-е ГОДЫ

 

 

 

 

В истории Советского Союза эпоха 30-х годов занимает особое место. Каким было советское общество при Сталине? Как складывалась система сталинизма? Была она результатом воплощения в жизнь заранее разработанных планов или рождалась стихийно? Держалась на энтузиазме и сознательности или функционировала как один большой концлагерь? Ответы на эти вопросы обусловли­вают различные трактовки проблемы истоков и сущности сталинизма в отечественной и зарубежной историографии.

Из всего спектра взглядов на историю СССР 30-х годов выделим основные точки зрения.

1. Ортодоксальная коммунистическая концепция, господствовавшая безраздельно в советской исторической науке до середины 80-х годов. Для апологетов этой концепции характерна уверенность в закономерности и прогрессивности событий 1917г. Затем в СССР строился и, по их утверждению, был построен социализм.

2. С началом перестройки в советской историографии большое распространение получила концепция коммунистического реформиз­ма. Ее сторонники признают прогрессивность социалистической революции, но в отличие от ортодоксальной точки зрения, по их мнению, социализм в СССР не был построен. Из зарубежных ис­следователей эту точку зрения наиболее последовательно отстаи­вает С. Коэн.

3. Социал-демократическая концепция признает социализм как идеал. Социал-демократы считают, что социализм будет достигнут путем совершенствования капитализма. Все беды, по их мнению, происходили из-за недостаточного уровня развития капитализма.

4. Концепция буржуазного либерализма. Ее суть основывается на утверждении, что социалистическая идея несостоятельна. Сторон­ники этой концепции настаивают на несостоятельности команд­ной экономики, сложившейся в 30-е годы (Ф.А. Хайек).

5. Идею самобытного пути развития России отстаивают сторон­ники русского почвеничестеа. По их мнению, Россия противостоит Западу. Главная трагедия нашей истории — это отказ от самобыт­ности при Петре I. В этом свете большевистский режим, в том числе и сталинскую диктатуру, они рассматривают как антирусский, прозападный (И.Л. Солоневич).

Все указанные точки зрения содержат рациональные зерна, но страдают односторонностью. Царская монархия к началу XX в. исчерпала себя. На наш взгляд, возможны были следующие варианты развития России:

буржуазно-демократический путь;

коммунистический тоталитаризм (тоталитаризм — это максимальное господство государства над обществом);

правый тоталитаризм.

Вариант развития по буржуазно-демократическому пути был маловероятен. Таким образом, с 1917 г. Россия начала движение к тоталитарной диктатуре. Однако социально-политическую систе­му, существовавшую с 1917 г. до конца 20-х годов, видимо, непра­вомерно определять как тоталитарную. Она характеризовалась сложными тенденциями развития, включая и определенную тен­денцию позитивной эволюции, возможность известного историче­ского выбора. Окончательный выбор происходит в конце 20-х — начале 30-х годов. Поэтому чрезвычайно важное значение имеет изучение факторов, определивших тоталитарную модернизацию в СССР в 30-е годы.

 

Индустриализация и массовая коллективизация

 

Первая экономическая задача тоталитарных режимов — уста­новление и удержание государственной монополии в экономике в целом. Такая монополия достигается или непосредственной наци­онализацией промышленной и финансовой сфер, или включением экономических отношений в политическую систему с помощью административного подчинения. В любом случае свободная эко­номическая деятельность исключается. Получив возможность про­извольно распоряжаться хозяйственной жизнью, тоталитарный режим соответственно ее перестраивает. В результате такой перест­ройки экономика перестает быть потребительской и ориентируется прежде всего на тяжелую промышленность. Происходит мили­таризация экономики. Окончательно курс на создание подобной экономической системы в СССР был взят в конце 20-х — начале 30-х годов.

Во второй половине 20-х годов завершается период восстанов­ления народного хозяйства, разрушенного в годы гражданской войны. Мало кто в руководстве СССР сомневался, что народное хозяйство должно встать на путь индустриализации. Оставалось выбрать механизм для решения этой задачи.

Среди советских экономистов широкое признание получил те­зис о сочетании годового, пятилетнего и генерального планов. Однако разработать генеральный план было сложно, и командной системе он был не нужен. Жизнь в СССР строилась по логике административно-обязательного плана — расписания. Централь­ное положение занимает связывающий хозяйствующих субъектов годовой план, а для концептуального оформления идеи планомер­ности достаточно плана среднесрочного.

В этот же период разворачивается острая дискуссия по общей концепции дальнейшего развития народного хозяйства, т.е. по определению путей индустриализации.

Выявилось два подхода. По одному из них предполагалось на­чинать индустриализацию с создания благоприятных условий для роста сельского хозяйства и связанных с ним отраслей промыш­ленности. Высокая скорость оборота капитала в этих отраслях, накопление запасов потребительских товаров, создание благодаря этому необходимых стимулов к труду — все это позволило бы под­готовить необходимые предпосылки для роста тяжелой промыш­ленности.

При другом подходе упор делался на необходимость осуществ­ления ускоренной индустриализации. Его принято связывать с именами деятелей оппозиции, близких к Л.Д. Троцкому. Индуст­риализация рассматривалась как путь к созданию предпосылок диктатуры пролетариата, поскольку тем самым в руках государства концентрировалась вся мощь предприятий и формировался мно­гочисленный рабочий класс как опора власти. Ведь крестьяне-соб­ственники не могли стать опорой режима. Рабочие, не имея собст­венности, всецело зависели бы от государства.

Во второй половине 20-х годов Госпланом было подготовлено несколько вариантов пятилетнего плана. Обсуждение проектов велось на фоне усиления диктата над производством партийно-государственных структур, внеэкономического вытеснения частни­ка, преследований зажиточных крестьян. Проект пятилетнего пла­на 1927 г. стал основой для широкой научно-практической дискуссии, пожалуй, единственной в нашей истории свободной дискуссии по проекту пятилетнего плана. Курс на индустриализа­цию оказывал глубокое воздействие на построение всех частей проекта. Бесспорный тезис о том, что индустриализация означает превращение промышленности в ключевое звено развития всех других отраслей, оказался подмененным представлением, по которому в плане, провозглашающем индустриализацию, промышлен­ность уже играет определяющую роль. На самом же деле темпы развития промышленности в большей мере определяются темпом развития отраслей, доминирующих в экономике страны, а именно сельским хозяйством. Между тем у Госплана промышленность выступала как самодовлеющий фактор, опирающийся в своем раз­витии на собственные ресурсы.

Критика госплановского проекта велась различными авторами (Н.Д. Кондратьев, А.И. Вайнштейн). По мнению Кондратьева, главным экономическим условием осуществления индустриализа­ции является равновесие промышленности и сельского хозяйства, которое было продовольственной, сырьевой и валютной базой для индустрии. Кондратьев выступал за недопущение эксплуатации трудовых зажиточных крестьянских хозяйств.

В проекте Госплана был сделан серьезный шаг к формированию административной модели хозяйствования. Пятилетний план и «великий перелом» идеологически связаны.

Дискуссия 1927—1928 гг. о пятилетнем плане стала последним, действительно научным обсуждением подобного рода проблем. Прежде всего произошла резкая политизация дискуссии, связан­ная с обострением внутрипартийной борьбы. Акцент был перене­сен на «революционно-преобразующую роль» плана. Все чаще за­являлось, что ради вытеснения частных производителей можно и нужно идти на временное падение производительности. «Опти­мальный вариант» первого пятилетнего плана предусматривал рост промышленной продукции на 136%, производительности труда — на 110%. Планировалось строительство более чем 1200 заводов. Великие стройки Днепрогэс, Турксиб, начатые в 1927—1928 гг., планировалось завершить к 1930 г. Но вследствие расходов на ин­дустриализацию и ликвидацию разрухи, вызванной первым этапом коллективизации, экономика находилась в состоянии напряжен­ности. В июле-августе 1930 г. экономика СССР вступила в кризис. Уменьшилось валовое производство тяжелой промышленности, упала производительность труда. Несмотря на этот кризис, И.В. Сталин и его ближайшее окружение настаивали на сохране­нии чрезвычайно оптимистических планов промышленного разви­тия.

Самым нежизненным из всех планов сталинского периода был, безусловно, план 1931 г., который предполагал увеличение общих капиталовложений почти на 70%, а промышленной продукции — на 40%. В плане утверждалось, что в 1931 г. капитальные вложения в промышленность превысят наивысший показатель ежегодных промышленных капиталовложений в США. Эти цифры были ре­шительно поддержаны И.В.Сталиным в его речи на совещании хозяйственников 4 февраля 1931 г. Он заявил, что СССР отстает от развитых стран на 50—100 лет, и поэтому необходимо преодолеть этот разрыв в течение десяти лет.

В целом экономическая ситуация оставалась тяжелой. В после­дующие три года (1931—1933 гг.) экономический кризис продол­жался, достигнув наивысшей точки весной-осенью 1933 г. «Ска­чок» с последующим спадом в 1930—1933 гг. привел к тому, что многочисленные стройки растягивались, вложенные в них средст­ва не давали отдачи. Не находила товарного покрытия и выплачен­ная в ходе их сооружения заработная плата, возник товарный го­лод, за ним последовала инфляция. Прирост производительности труда в промышленности в годы первой пятилетки оказался мень­ше запланированного, а прирост среднегодовой зарплаты — на­много больше. Таким образом, во-первых, не получилось заплани­рованных накоплений в промышленности; во-вторых, возрос спрос на товары в городе, так как рост промышленности обеспечивался не столько за счет повышения производительности труда, сколько за счет увеличения численности занятых.

Чрезвычайно сложной в годы первой пятилетки была ситуация в сельском хозяйстве.

Во второй половине 20-х годов произошло падение товарности сельского хозяйства. Возникла сильная диспропорция. Числен­ность несельскохозяйственного населения росла быстро — в 1926— 1928 гг. по 5% в год. В результате роста числа потребителей и паде­ния товарности сельского хозяйства произошел быстрый рост рыночных цен на зерно. Так, в 1930 г. цены частного рынка в 5 раз превышали цены плановых заготовителей. Крестьянам было невы­годно продавать хлеб государству.

О том, каким образом следует преодолеть трудности, выдвига­лось немало предложений. Так, левая оппозиция считала, что при­шло время, применив всю силу государственного аппарата, повес­ти решительное наступление на кулачество — насильственно изъять у зажиточных крестьян не менее 150 млн. пудов хлеба. Предложе­ния такого рода сначала были отвергнуты. Однако вскоре после XV съезда ВКП(б), исключившего лидеров левой оппозиции из партии, Сталин сделал поворот влево и стал проводить в жизнь те предложения о принудительном изъятии хлеба у зажиточных слоев деревни, которые только что были отвергнуты. Курс на сплошную коллективизацию, лишь обозначенный в решениях XV съезда, был взят в конце 1929 г. (ноябрьский Пленум ЦК ВКП(б), выступления Сталина 3 ноября и 27 декабря). Созданная в годы нэпа многообразная сеть кооперативов была окончательно ликвидирована, на­чалось безудержное форсирование коллективизации на основе на­силия и массовых репрессий по пути фактически к единственной форме — сельскохозяйственной артели.

Согласно сводкам земельных органов, к концу февраля 1930 г. в целом по СССР было коллективизировано 56% крестьянских хо­зяйств. Крестьянство ответило на это массовыми протестами. В за­крытом письме ЦК ВКП(б) от 9 апреля 1930 г. «О задачах колхоз­ного движения в связи с борьбой с искривлениями партийной линии» ситуация в связи с массовыми выступлениями крестьян оценивалась как угрожающая.

Реакция режима, у которого почва заколебалась под ногами, на этот раз была стремительной. Грубейшие «ошибки и искривления», допущенные якобы только местными работниками вопреки «пра­вильной линии партии», были тотчас же признаны, меры по их исправлению приняты. Их первый результат — массовые выходы крестьян из колхозов, резкое снижение уровня коллективизации, к концу лета 1930 г. достигшее 21,4%.

Сталина и его окружение не устраивали ни спад, ни застой кол­лективизации, ни отказ местных руководителей от ее подталкивания. Уже в сентябре 1930 г. ЦК ВКП(б) направил всем крайкомам, обкомам, ЦК компартий республик директивное письмо «О кол­лективизации», в котором резко осуждалось пассивное отношение к «новому приливу» в колхозы со стороны партийных организа­ций. В заданиях на 1931 г. речь шла о возможности провести кол­лективизацию в течение года не менее в половине всех крестьян­ских хозяйств, а по главным зерновым районам — не менее 80%. Установление таких сроков для крестьянских хозяйств огромной страны, а тем более придание им силы закона означало попрание таких основополагающих принципов кооперирования, как посте­пенность и добровольность. Однако стало очевидно, что одного насилия недостаточно: необходимы меры, стимулирующие вступ­ление крестьян в колхозы. К их числу можно отнести программу строительства новых МТС, «твердые» обещания упорядочить орга­низацию и оплату труда в колхозах, гарантировать колхознику ве­дение в определенных размерах личного подсобного хозяйства. В то же время насильственные методы продолжали оставаться главны­ми. Среди них — продолжение антикрестьянской политики ликви­дации кулачества как класса.

Переход к политике ликвидации кулачества как класса был провозглашен Сталиным еще в ноябре 1929 г. в речи на конференции аграрников-марксистов. Политика ликвидации кулачества, наиболее активно проводившаяся в начале 1930 г., привела к тому, что большинство кулацких хозяйств (если даже исходить из при­знаков, установленных в постановлении СНК от 21 мая 1929 г.) прекратили свое существование. В таких условиях выявление но­вых кулацких хозяйств становилось нелегкой задачей для финан­совых органов. Выход нашли такой: постановлением ЦИК и СНК СССР от 23 декабря 1930 г. местным советам было предписано самим установить признаки кулацких хозяйств применительно к местным условиям.

Поданным весенней переписи колхозов 1931 г., 26,6% всех кол­хозов страны исключили кулацкие хозяйства. С мест в централь­ные органы непрерывно поступали жалобы от крестьян на то, что финансовые органы к числу кулацких относили многие середняц­кие хозяйства. Основаниями для индивидуального обложения, как отмечалось в письмах, служили наличие в хозяйстве ручной моло­тилки, сепаратора, даже продажа ими на рынке продукции, произ­веденной в личном подсобном хозяйстве.

Осенью 1930 г. возобновилось выселение раскулаченных крес­тьян: в 1930—1931 гг. в отдаленные районы было выслано 381 026 се­мей. Основная часть спецпереселенцев направлялась в малонасе­ленные, часто почти непригодные для жизни районы. Большинство из них работали на лесоповале, в горнодобывающей промышлен­ности.

С конца 1931 г. повсеместно начались массовые выходы из кол­хозов. Положение колхозников продолжало ухудшаться. На поло­жений крестьян особенно тяжело сказались широко распростра­нившаяся во второй половине 1931 г. практика принудительного обобществления коров и мелкого скота. Ответом на эти действия и явились массовые выходы крестьян из колхозов с требованиями вернуть им скот, инвентарь, часть посевов. В таких условиях влас­ти решили временно отступить. 26 марта 1932 г. ЦК ВКП(б) при­нял постановление «О принудительном обобществлении скота». В нем говорилось, что «задача партии состоит в том, чтобы у каж­дого колхозника были своя корова, мелкий скот, птица». Однако на местах возвращать крестьянам отобранный скот не спешили. Крестьянство на своем горьком опыте убедилось в лицемерии по­становления. Не случайно поэтому выходы из колхозов в различ­ных районах страны не прекратились и в 1932 г. И тогда на крес­тьян вновь обрушились репрессии.

7 августа 1932 г. был принят драконовский закон об охране со­циалистической собственности, предусматривавший расстрел за хищения колхозного имущества с заменой при смягчающих обстоятельствах лишением свободы на 10 лет. Согласно данным на 15 февраля 1933 г., представленным Президиуму ЦИК СССР председателем Верховного Суда СССР, по этому закону было осуждено 103 тыс. человек.

Несмотря на сокращение с 1931—1932 гг. валовых сборов зерна, хлебозаготовки значительно возросли. Крестьян заставляли сдавать хлеб по грабительским ценам (в 8—10 раз ниже рыночных). Крес­тьяне оказывали хлебозаготовительным органам противодействие, стремясь утаить часть урожая. Сталин расценил это как «злостный саботаж». На крестьянство вновь обрушились репрессии. Основ­ными проводниками их стали чрезвычайные комиссии, действо­вавшие в основных зерновых районах.

Опираясь на обкомы и крайкомы партии, комиссии осуществ­ляли комплекс репрессивных мер по отношению к колхозам, де­ревням, станицам, уличенным в «злостном саботаже» хлебозагото­вок. Комиссиям удалось полностью «выгрести» из крестьянских амбаров весь хлеб и тем самым спровоцировать «рукотворный» голод 1933 г. По данным Е.Н. Осколкова, на Северном Кавказе погибло до 1 млн.. человек, в Поволжье, по расчетам В. В. Кондрашина, — около 500 тыс. Наибольшие потери понесла Украина:

здесь погибли от голода 3,5—4 млн.. человек. Особая ответственность за организацию голода ложится на руководителей чрезвы­чайных комиссий — Л.М. Кагановича, В.М. Молотова, П.П. Постышева, а в Казахстане — на Ф.И. Голощекина, которые своими действиями показали, что им совершенно чужды интересы милли­онов крестьян. С завершением сплошной коллективизации отчет­ливо проявился кризис аграрного производства в СССР. Почти по всем показателям (за исключением посевных площадей, производ­ства хлопка и льноволокна) произошло снижение производства по сравнению с 1928 г. Выигрыш от расширения посевных площадей в значительной степени был сведен к минимуму из-за крайне низ­кой урожайности, огромных потерь при уборке и хранении уро­жая. Невосполнимый урон понесло животноводство, лишившись половины поголовья скота. Особенно тяжело ощущалась гибель рабочего скота. Только в 1958 г. стране удалось превысить уровень 1928 г. по основным видам поголовья скота.

Резкое сокращение численности живой тягловой силы не ком­пенсировалось поступлением машинной техники. На всем протя­жении первой пятилетки общий объем тягловых ресурсов сельско­го хозяйства сокращался. Государство, полностью подчинив себе колхозы, стало проводить хлебозаготовки по принципу разверст­ки, нередко изымая из крестьянских амбаров почти весь урожай.

 «Революция сверху» привела к гибели миллионов крестьян. Политика раскулачивания нанесла колоссальный урон сельскому хозяйству. «Искореняли, — считает А.И.Солженицын, — сотни самых трудолюбивых, распорядливых, смышленых крестьян, тех, кто и несли в себе устойчивость русской нации»'. Коллективизация разрушила весь уклад деревенской жизни, подрубила социаль­но-экономические и генетические корни существования крестьян­ства как такового. После тяжелого экономического кризиса, постигшего страну на рубеже первой и второй пятилеток, совет­ская экономическая политика претерпела изменения. Значитель­ные изменения в политике планирования произошли в течение 18 месяцев между серединой 1931 г. и Пленумом ЦК ВКП(б) в ян­варе 1933 г. Первые из известных попыток Госплана сократить ам­бициозные планы относятся к августу 1931 г. 11 августа 1931 г. В.В. Куйбышев направил в ЦК ВКП(б) и СНК СССР две доклад­ные записки — «Основные линии второй пятилетки» и «О темпах развития металлургии во второй пятилетке», в которых предлага­лось значительно снизить задания пятилетки, в частности по про­изводству чугуна до 45 млн. т.

Принятые Политбюро во второй половине 1932 г. более реали­стичные цифры экономического роста были не результатом обще­го принципиального решения, а вынужденным ответом на обост­ряющийся экономический кризис. Госплан, который с 1927 г. поддерживал политику дестабилизации финансов, теперь сотруд­ничал с Наркомфином в попытках поддержать устойчивость бюд­жета.

В 1933 г. продолжалась подготовка директив по второму пяти­летнему плану, который был одобрен XVII съездом ВКП(б) в фев­рале 1934 г., т.е. год спустя после официального начала пятилетки. На съезде был достигнут некий компромисс: новые лимиты (16,5% годового прироста промышленности) были средними между 13—14%, намеченными январским Пленумом 1933 г., и 19%, пред­лагаемыми Политбюро. В 1934 г. экономическая ситуация в стране улучшилась, но позиции Сталина были сильно подорваны резуль­татами коллективизации и итогами первой пятилетки. Оппозиция могла заставить слушать себя и вновь приобрести влияние на по­литику. Сталин пытался воспрепятствовать этому, сохранить свою генеральную линию. К осени 1935 г. он в этом явно преуспел. Ему удалось представить наметившиеся тогда сдвиги в экономике как результат своей политики. Большое психологическое значение

' Солженицын А. Архипелаг ГУЛАГ. Главы из книги//Новый мир, 1989. № С. 145.

имела отмена карточной системы в 1935 г. В 1933 г. началось уско­ренное поступательное развитие экономики, подарившее СССР «три отличных года». Хозяйственным руководителям была предо­ставлена относительная свобода действий. Налицо был рост вало­вого объема продукции, с 1934 г. наблюдаются снижение ее себес­тоимости и повышение качества. Со стабилизацией рубля приобрело значение денежное хозяйство.

Однако высокие доли прироста были возможны ввиду крайне низкого исходного уровня. В то же время уменьшение вмешатель­ства в дела предприятий при относительной эффективности их собственной инициативы было чревато опасностью стагнации в будущем. Сталин, видевший угрозу своей политической свободе действий в экономических процессах, протекавших относительно автономно, начинает атаку именно в этой области. Сталинская фракция, находясь в плену представлений времен гражданской войны, связывала успех в экономике с новой мобилизацией масс, а именно со специфической милитаризованной формой «социали­стического соревнования». При этом партия могла опереться на простых рабочих, поскольку завышенная прогрессивная зарплата стимулировала их заинтересованность в повышении производи­тельности труда. Таковы были условия возникновения стаханов­ского движения.

Инициатором рекорда Алексея Стаханова был партком шахты «Центральная Ирмино» в Кидиевке. Секретарь парткома К.Г. Пе­тров получил указание организовать нечто знаменательное к Международному дню молодежи. Партком решил, что это должен быть рекорд в выработке. Стаханову обещали оптимальные условия тру­да. Он согласился, уточнив в расчетной конторе сумму вознаграж­дения. В ночь с 31 августа на 1 сентября 1935 г. рекорд состоялся. В решении, принятом на собрании, был отмечен «мировой рекорд», который расценивался как «верный путь» претворения в жизнь указаний партии. Термин «стахановское движение» отражал программные положения движения, согласно которым «Стаханов» олицетворяет собой беспартийного рабочего, а «движение» — противодействие командному центру.

Стахановское движение быстро распространилось по всей стра­не. К середине ноября 1935 г. на каждом предприятии был свой стахановец. Если для администрации предприятия было в большей степени важно формально предъявить несколько стахановцев для подтверждения собственной политической благонадежности, то со стороны некоторых рабочих проявилось искреннее стремление стать в ряды стахановцев, и они прилагали все усилия, чтобы оказаться на прибыльном стахановском рабочем месте. Доходило до абсурда, когда зубные врачи обязывались утроить норму по удале­нию зубов, а в театрах вместо двух премьер выпускали двенадцать.

Первый и единственный Всесоюзный съезд стахановцев состо­ялся приблизительно через 10 недель после установления рекорда Стаханова. Съезд стал триумфом Сталина. После съезда предприятия стали ареной борьбы между руководством предприятий и ра­бочими. Стахановцы не считались с техинструкциями, призывали к сожжению ГОСТов и насмехались над мастерами, упрекая их в том, что они якобы молятся на правила, как на икону. Мечты о коммунизме получили новый импульс. Был выдвинут постулат о том, что «стахановское движение — это прямой путь к изобилию, какое будет при коммунизме».

Однако действительность была печальна. Очень скоро обнару­жилось, что экономически стахановское движение, несмотря на весь свой размах, было несостоятельным. Противостояние между стахановцами и руководством предприятий влекло за собой нару­шение единоначалия. Распадались производственные связи, уси­лились перебои. Резко сократился ассортимент продукции (произ­водилось только то, на чем можно было устраивать рекорды). Упало качество производства. Росла эксплуатация рабочей силы, посколь­ку сверхурочные становились правилом. Увеличивался производ­ственный травматизм. Стахановское движение вызвало дезоргани­зацию в промышленности. Отрицательно сказалась на состоянии дел атмосфера нервозности и страха, которая пронизывала всю экономику вследствие репрессий 1936—1938 гг.

Характерной чертой советской экономики сталинской эпохи было широкое использование принудительного труда. В 1932 г. в исправительно-трудовых лагерях числилось около 300 тыс. чело­век. Они строили Беломорско-Балтийский канал, канал Волга-Москва и БАМ, работали на Колыме, Ухте и Печоре.

Помимо лагерей с июля 1931 г. в ведение ОГПУ было переведе­но хозяйственное использование так называемых спецпереселенцев — крестьян, высланных в ходе раскулачивания в отдаленные районы страны. За 1930—1931 гг. на спецпоселение отправили бо­лее 380 тыс. семей, т.е. 1,8 млн. человек. Все они беспощадно экс­плуатировались на промышленных предприятиях и стройках, ле­созаготовках и т.д. В годы второй пятилетки правительство поручает все новые и новые объекты НКВД. Заключенные добывали золото на Колыме: в 1937 г. трест «Дальстрой» поставил 48 т золота, чуть меньше всей добычи в стране. В июне 1935 г. на ГУЛАГ было возложено ударное строительство Норильского никелевого комбината. А с 1936 г. НКВД поручили еще строить шоссейные дороги, организовав в его составе управление шоссейных дорог (ГУШОССДОР). Сектор при­нудительного труда формировался энергично и особенно в послед­ние предвоенные годы широко использовался для выполнения обширных мобилизационных планов, срочного возведения и экс­плуатации важнейших объектов.

Репрессии, беспощадная эксплуатация миллионов людей в ка­торжных условиях нанесли обществу огромный урон. Использова­ние «контингентов» НКВД было вполне органично для существо­вавшей экономической системы, нацеленной на экстенсивное наращивание производства любой ценой. По данным аналитиков США, темпы роста советской экономики наиболее высокими были в 1928—1940 гг.: среднегодовой прирост валового национального продукта составлял 6,1%. Однако цена быстрого экономического роста, цена индустриализации была слишком высокой — миллио­ны загубленных жизней.

Сталинизм как политическая система

 

Сталинизм — одна из разновидностей тоталитаризма. Тоталита­ризм может быть рассмотрен как высшая точка органического са­моразвития массового общества. Основными для тоталитарного режима представляются такие свойства массовой ментальности, как коллективизм, аксиома «как все», связанные с агрессивной ксено-фобией, преклонение перед харизматическим лидером, власть пар­тии «нового типа», черно-белое восприятие мира, а главное — политизация, охватывавшая все стороны социального существова­ния личности, и основанный на такой политизации энтузиазм масс. Сметающий прежние формы жизни, системы ценностей и пред­ставлений поток масс приводит к власти партию «нового типа» во главе с харизматическим вождем. Получив власть от массы, партия и вождь стремятся эту власть удержать, опираясь на массу. Физи­ческий террор, партократия, диктатура и отсутствие нормальной законности — все эти синдромные признаки тоталитаризма явля­ются лишь следствием основной характеристики.

К концу «великого перелома» (первая половина 30-х годов) в СССР окончательно сложилась подобная политическая система.

Самой драматической схваткой, в которой потерпел поражение последний из конкурентов Сталина в большевистском руководст­ве, была борьба со сторонниками Н.И. Бухарина. Сталинско-бухаринская коалиция существовала в течение трех лет. Окончательное поражение левых лишило всякого политического смысла союз

смысла противостояние между Сталиным и правыми в Политбюро, а резкое уменьшение хлебозаготовок в конце 1927 г. уничтожило остатки единодушия во внутренней политике.

Поворотным событием явилось принятое в начале января 1928 г. решение прибегнуть к «чрезвычайным» мерам. 15 января Сталин отправился в поездку по Сибири и Уралу. 6 февраля он вернулся, и в Политбюро произошло резкое столкновение. По всей видимости, Н.И. Бухарин, А.И. Рыков, М.П. Томский подтвердили свою поддержку первоначального решения, однако выступили против «эксцессов», с которыми Сталин проводил его в жизнь. По их мнению, непосредственной причиной кризиса была не структура сельского хозяйства, а ошибочная государственная политика цен и неверная оценка рыночной конъюнктуры. Впервые после провоз­глашения нэпа государство оспорило право крестьян распоряжать­ся хлебными излишками.

Хотя дискуссия о хлебозаготовках имела огромное значение, она являлась лишь частью широкой полемики, развернувшейся в нача­ле 1928 г. 10 марта было объявлено, что в городе Шахты органами ГПУ был раскрыт контрреволюционный заговор. Сталин раздувал это очевидно сфабрикованное дело в общесоюзный политический скандал. Посредством этого он пытался дискредитировать бухаринскую политику сотрудничества и гражданского мира.

В мае-июне 1928 г. раскол между бухаринцами и сталинистами оформился окончательно. Первые были встревожены все возрас­тавшим экстремизмом сталинской группы. Сталин и его окруже­ние изображали возникновение трудностей как следствие пороч­ности самой природы нэпа. По мнению Сталина, зерновой кризис и шахтинское дело свидетельствовали о неизбежном обострении классовой борьбы, и эту борьбу следовало довести до конца.

Накануне июльского Пленума ЦК обе фракции вступили в же­стокую схватку. Преимущество Сталина заключалось в том, что именно он манипулировал партийным секретариатом: практичес­ки все поначалу колебавшиеся руководители перешли на его сто­рону, за ним шло подавляющее большинство руководителей второ­го ранга. В конце лета и осенью 1928 г. Сталин, заручившись санкцией большинства в Политбюро, перешел в наступление и двинулся на устранение политической базы правых. Все это подо­рвало позиции Бухарина. Возможно, решающим эпизодом борьбы за власть было устранение из московской партийной организации в ноябре 1928 г. сторонников Бухарина во главе с Н.А. Углановым. В ноябре-декабре 1928 г. Бухарин, Рыков и Томский перестали быть ведущими членами руководства и стали оппозиционным меньшинством сталинского Политбюро. Еще до XVI съезда (1930 г.) Буха­рин был выведен из Политбюро, в 1930 г. Рыков оставил пост пред­седателя Совнаркома.

В отличие от разгрома левых поражение Бухарина имело огром­ные социальные последствия. Это была прелюдия сталинизма. Сталин утверждал, что по мере приближения к социализму сопро­тивление внутреннего противника и, следовательно, классовая борьба будут обостряться. Бухарин придерживался противополож­ной точки зрения: продвижение к социализму требует ослабления классовых противоречий. Из этого разногласия вытекали абсолют­но разные точки зрения на природу и пути развития советского общества. Сталинская теория обострения классовой борьбы яви­лась, пожалуй, его единственным вкладом в большевистскую мысль; она стала лейтмотивом его правления. Полемика между Сталиным и Бухариным отражала противоборство гражданской войны с гражданским миром.

Отличительным признаком тоталитаризма является диктатура. Диктатура как форма правления не только свойственна тоталитар­ным режимам, она прямо декларируется ими. В СССР — это дик­татура пролетариата, в Германии при Гитлере — диктатура арийцев. Иными словами, декларируется диктатура одной части населения (большинства) над другой (меньшинством). Если обычно в исто­рии государства провозглашалось достижение социального мира, то тоталитаризм откровенно требовал дискриминации, подавления и даже уничтожения части населения (буржуазии, евреев, врагов). Это связано с необходимостью иметь врага, на которого направлен деструктивный энтузиазм массы. После разгрома правых и высыл­ки Троцкого в 1929 г. с организованной оппозицией было поконче­но. Сталин победил, и чтобы отметить эту победу, 21 декабря 1929 г. были проведены официальные торжества по поводу его 50-летия. Сталинская фракция приветствовала его как преемника Ленина.

Однако Сталин не удовлетворился политической победой над своими противниками. Для безраздельного и безопасного влады­чества надо было физически уничтожить все старые кадры и заме­нить их новыми, сталинскими. Сталин избрал метод чисток. Чист­ки партии направлялись одновременно и против оппозиционных верхов партии, и против потенциальной оппозиции в низовой пар­тийной массе. Массовые чистки сопровождались массовыми при­емами новых членов партии. Сталинцы прибегают к массовой вер­бовке, чтобы радикально изменить состав партии. Это был искусственный рост. Ставка делалась не на партию мыслящих людей, а на растворение партии в массе. Все это вызвало сопротивление в верхушке партии. Особенно неожиданным для Сталина был бунт «младобольшевиков» во главе с С.И. Сырцовым. В их лице взбунтовались как раз те кадры, на которые Сталин опирался в борьбе со старой гвардией. Сырцов, бывший секретарь Сибирского крайкома ВКП(б), был назначен председателем Совнаркома РСФСР и готовился в преемники Ры­кову. Перед Сырцовым встал выбор: либо служить в аппарате Ста­лина с наилучшими шансами на карьеру, либо выступить против него с такими же шансами на гибель. Надо было иметь большое личное мужество и запас идеализма былого революционера, чтобы выбрать второй путь. Этими качествами Сырцов обладал. Он ре­шил, что то, что не удалось бухаринцам, удастся ему. Чтобы выпра­вить политику партии, решил он, надо выправить организацию, аппарат, систему управления. В чем сила Сталина? В том, что он был одновременно и генсеком в исполнительном органе ЦК — Секретариате, и председателем в законодательном органе — Политбюро. Сталин руководил также Оргбюро. Разделение этого бес­прецедентного сосредоточения власти в руках одного человека — таков был замысел Сырцова. Группа Сырцова собиралась высту­пить со своим организационным планом на Пленуме в октябре 1930г. Однако вся группа была исключена из партии, а Пленум созвали только в декабре. Это явно запоздалое намерение сместить Сталина не удалось довести до конца ни одной из оппозиционных группировок. Сорвались подобные попытки у М.Н. Рютина и А.П. Смирнова.

Старая партия умирала. Нужна была радикальная чистка пар­тии, и она будет назначена решением Политбюро 10 декабря 1932 г. Изгнанию из партии подлежали «классово чуждые и враждебные элементы». В этих условиях происходил XVII съезд партии (ян­варь-февраль 1934 г.) — «съезд победителей». В определенном смысле это было правильно: сопротивление крестьян сломлено, оппозиция разгромлена. Это был съезд полного политического триумфа Сталина. Такова была обстановка в партии, когда 1 дека­бря 1934 г. коммунист Леонид Николаев убил С.М. Кирова. Убий­ство Кирова было для Сталина поводом к началу большого терро­ра. Эта великая чистка была завершающим этапом по физическому уничтожению не только бывших, но и возможных в будущем оппо­зиционеров. Убийство Кирова открыло эпоху политических про­цессов. Дело Кирова было таким же решающим для Сталина, как поджог Рейхстага для Гитлера. На закрытом судебном процессе, состоявшемся 15 января 1935 г., не удалось выдвинуть никаких доказательств соучастия Л.Б. Каменева и Г.Е. Зиновьева в этом  преступлении. Тем не менее под давлением военного трибунала Зиновьев и Каменев согласились признать, что они несут «полити­ческую и моральную ответственность» за убийство. Этот процесс был первым в серии громких судебных процессов. Отныне убийст­во Кирова фигурировало на каждом крупном политическом процессе, и каждый раз вменялось в вину все новым группам обвиняемых.

13 мая 1935 г. ЦК ВКП(б) принял важное для жизни миллионов людей решение: создавалась Особая комиссия безопасности По­литбюро для руководства ликвидацией «врагов народа». В нее во­шли Сталин, Молотов, Ворошилов, Каганович и Орджоникидзе. В результате работы комиссии появился чудовищный план «ежовщины». Все население было подвергнуто негласной политической проверке через органы НКВД. Сотрудники НКВД в течение 1935 и 1936 гг. вели законспирированную работу по учету бывших и уста­новлению возможных врагов. Так как речь шла о миллионах человек и не было никакой возможности пропустить их через какие-нибудь юридические инстанции, то было решено создать при центральном НКВД «Особое совещание», а на местах — чрезвычайные республиканские, областные «тройки» и «двойки» для заоч­ного суда над арестованными. Доносы приняли массовый характер.

19 августа 1936 г. начался первый из трех показательных процес­сов. 16 обвиняемых, в том числе Каменев и Зиновьев, предстали перед судом. Примерно через месяц после окончания процесса по требованию Сталина и Жданова комиссаром внутренних дел вме­сто Г. Ягоды был назначен Н. Ежов. Большой'террор набирал обо­роты. В январе 1937 г. состоялся второй московский процесс, на котором оказалось 17 обвиняемых. Главными фигурами среди об­виняемых были ГЛ. Пятаков, Л.Н. Серебряков, К.Б. Радек и Г.Я. Сокольников. 30 января 1937 г. военное ведомство Верховного Суда приговорило 13 из 17 подсудимых к смертной казни.

Вскоре после второго процесса начались репрессии против вер­хушки НКВД. Среди арестованных и уничтоженных были извест­ные чекисты Г.Д. Гай, А.Х. Артузов, Г.И. Бокий и др. К этому вре­мени был арестован и Ягода.

После расстрела старых большевиков и массовой расправы над сотрудниками НКВД террор, казалось, пошел на убыль. Однако летом 1937 г. была репрессирована группа военных, в том числе и маршал М.Н. Тухачевский. Террор при Ежове приобрел громадные' размеры. Только в 1937—1938 гг. были арестованы 6—7 млн. чело­век. По мнению В.А. Антонова-Овсеенко, в 1938 г. в тюрьмах и лагерях сидело 16 млн. человек. Для сравнения: самое большое число заключенных в царское время в 1912 г. составляло 183 349 че­ловек. По мнению Р.Конквеста, число жертв сталинского террора в 1930—1950 гг. составило 30 млн. человек, из них на 1937—1938 гг. приходится около 9 млн. Возникает вопрос о целях государствен­ного террора в тоталитарном строе. Их несколько. Изначально тер­рор был средством подавления оппозиции. Когда ее не осталось, он стал средством подавления возможной оппозиции. «Ночь длин­ных ножей» в Германии, процессы против «троцкистско-зиновьевских ублюдков» в СССР — уже не борьба с оппозицией.

Экономическая и политическая стабилизация может вести к демассовизации. А это реальная угроза тоталитарной власти. Вы­ход заключается в том, чтобы, фиксируя массовое состояние обще­ства, политизируя его через «приводные ремни» (системы организаций — общественных, культурных, экономических), стараться не допускать стабилизации. Террор, массовые репрессии одной из целей имеют создание такого перманентного кризиса, в котором население не должно чувствовать себя спокойно. Масса постоянно получает образ врага.

Еще одна важная цель террора — держать в постоянном напря­жении аппарат. Поэтому сила бюрократического аппарата в тота­литарном обществе ни в коем случае не может стать самостоятель­ной и создать угрозу власти вождя.

Наконец, самой прагматической целью террора была экономи­ческая. С помощью системы лагерей государство получало огром­ное количество бесплатной рабочей силы. Политическая победа Сталина была связана с кровавыми репрессиями против собствен­ного народа. Сталинизм войдет в историю как интернациональ­ный способ модернизации страны, крайне жестокий, варварский способ первоначального накопления и индустриализации, прикры­ваемый марксистской фразеологией. Самой страшной ценой ста­линской модернизации стал сам сталинизм как особый вид казарменного социализма, нуждающийся в невиданных жертвах для своего утверждения.

 

 

Следующая лекция

Словарь

  Оглавление  

                                       

Hosted by uCoz